Правда киевского Майдана.

Портал  "Луганску онлайн" публикует интервью с сотрудником Прокуратуры Артемовского района г. Луганска, участником событий на Майдане Артемом Соглаевым.

Много лжи о событиях на киевском Майдане 2013-2014 годов мы слышали. Докопаться до правды очень тяжело, потому что киевская власть тщательно скрывает от общественности реальные события, которые там происходили.

Мне удалось пообщаться с Артемом Соглаевым – одним из непосредственных участников событий не Майдане в Киеве. Родился Артем в городе Луганске, где и получил высшее юридическое образование. В 2013 году, после окончания института, пошел служить в армию и, так вышло, что по распределению попал в Киев

Где и кем Вы сейчас работаете?
На данный момент я работаю в Прокуратуре Артемовского района г. Луганска Генеральной прокуратуры ЛНР на должности старшего помощника прокурора.

Кем Вы работали до войны?
До войны я окончил институт и по зову сердца пошел служить в армию. У меня с детства была любовь к погонам. Всегда мечтал работать в прокуратуре, либо в силовых структурах. И вот во время службы в 2013 году, по распределению попал в Киев, в воинскую часть 3066. Это конвойная служба.

Насколько я знаю, Вы, по долгу службы были на киевском Майдане. Можете рассказать, что Вы видели своими глазами?
На самом Майдане я не был, скажем так – не дошел. На протяжении всего времени я находился на улице Грушевского. В 2013 году, когда я приехал, у нас сначала месяц КМБ (курс молодого бойца) был. Потом в декабре того же года пошли эти все события в Киеве. Поначалу нас к этому не привлекали, потому что мы были сотрудниками конвойной службы, осуществляли перевозки заключенных по железной дороге вгорода Харьков, Одесса, Днепропетровск, Львов. У нас было очень много рейсов и поэтому нам некогда было выезжать на Майдан.

Но после того, как в январе в Мариинском парке был разогнан «Антимайдан», нам был отдан приказ выдвинуться на улицу Грушевского, для поддержанияобщественного порядка.

Когда мы приехали, точную дату я сейчас не вспомню, это было в середине января, там еще не было баррикад, но покрышки уже горели. Брусчатка уже лежала разобранная и подготовленная. Нас разделяла арка стадиона им. Лобановского, мы стояли на одной стороне арки, а митингующие на другой. До разгона «Антимайдана» нас уверяли, что мы к этим событиям не будем привлекаться, иначе некому будет возить заключенных. Но после того, как у нас пошли первые тренировки подавления общественных протестов, в полном обмундировании, мы поняли, что нас тоже привлекут.

То есть то, что Вас отправили на улицу Грушевского, стало для Вас полной неожиданностью?
Повторюсь, сначала ни малейших предпосылок для этого не было. Мы находились в расположении части. Да, усиленный режим был. При перевозке заключенных к нам добавляли по две, три машины милиции или «Беркута», чтоб избежать возможности попыток освобождения заключенных. Контингент все-таки разный был на Майдане. Мы уже в полном обмундировании были, дошло до того, что нам уже выдали автоматы.

Получается, что когда Вы ехали в Киев, Вы еще не понимали, куда вы попадете?
Я ехал просто на службу, как обычный солдат-срочник.

Можно ли было назвать Майдан – мирной акцией?
Нет, это даже и близко мирной акцией не назовешь. Мы стояли за аркой Лобановского, и там парк, который огорожен забором. Нам приходилось закрывать забор щитами, чтобы не было обзорности, потому что с нами стояло руководство воинской части. Там был «Беркут» и были мы. У «Беркута» было свое командование, а у нас свое. Днем люди часто мимо нас ходили, кто фотографировался, кто просто мимо шел. Людей было очень много. Мы стояли со щитами, разговаривать нам было запрещено. Балаклавы мы не надевали, потому что тогда у нас действовал лозунг – «Милиция с народом». Первые дни мы даже стояли с погонами. Нередко к нам подходили женщины среднего и пожилого возраста и говорили: «Ребята, что вы тут делаете? Зачем вы стоите за эту преступную власть? Идите домой!», хочу подчеркнуть, что молодежь к нам вообще не подходила. А мы стояли и охраняли порядок, у нас такой приказ был. По ночам, к протестующим подъезжали машины скорой помощи, и выгружали какие-то коробки. В подтверждение моих слов есть огромное количество подобных видео в интернете. Я не могу сказать какое содержимое было в этих коробках но,после этого к нам уже подходили явно разгоряченные ребята и начинали нас оскорблять. У них были в толпе люди, кто их курировал, заводил.

А в большей степени это были обычные люди или все же специально подготовленные?
Я вам точно не могу сказать, но ночью это была просто дикая толпа. Днем они мирно ходили за забором, рядом с нашими позициями. Мы просто не давали им осматривать, где и что находится. А вот после этих приездов машин скорой помощи, они просто превращались в сумасшедшую толпу, которая, что хотела, то и творила. Нас начинали закидывать камнями, стреляли салютами по нам, закидывали коктейлями. Слава Богу, что они их не умели нормально делать. Я сам видел случаи, когда человек брал коктейль, закрывал кляпом горлышко, замахивался, кляп выпадал и человека заливало бензином, в итоге он сам загорался.

Менялось ли поведение протестующих на протяжении всего периода Майдана?
Да, если изначально нас атаковали только ночью, то через какое-то время на нас уже даже днем начались атаки, какие-то наплывы, попытки прорыва. У нас были два «Тигра» оборудованные гидрантами, но согласно приказу, мы ни в коем случае немогли применять их в отношении митингующих, потому что температура была около 25 мороза. У нас эти «Тигры» стояли просто для устрашения. Однако, когда на нас начали нападать среди дня, то мы начали поливать брусчатку, чтоб они не могли к нам забраться.

Был один момент, когда «Беркут» начал гнать протестующих. Не то, чтобы я их оправдывал, но я даже немного понимаю «Беркут», мы целыми сутками стояли и слушали какие у нас родственники и кто наши родители. На нас оказывалось огромное моральное давление, причем это специально делалось, для того, чтоб мы их начали разгонять, и тогда нас можно было бы обвинить в жестокости и применении силы. Беркутовцы прошли буквально пару метров, а потом вернулись обратно на свои позиции. Но после этого перед аркой начали появляться баррикады, причем очень внушительные. Перед вечером митингующие подошли к памятнику Лобановскому и начали заматывать его какими-то тряпками. Тогда мы поняли, что ничего хорошего нас точно не ждет.

Когда был пройден тот рубеж, когда еще можно было остановить Майдан?
В самом начале. Тогда бы это могло закончиться абсолютно мирно. Тогда еще не было бы никаких баррикад. Это все закончилось бы очень быстро. Хотя в принципе их можно было разогнать в любой момент, сил и количества силовиков хватало, но не было приказа. Ведь «милиция была с народом».

Когда был отдан приказ возвращаться по своим воинским частям?
После того, как на Грушевского закончились эти все акции. Я не смог, потому что меня на тот момент уже увезли в госпиталь, а наши прорвали оборону, разобрали баррикады и дошли до Майдана. Их зажали со всех сторон, я думаю, что на тот момент у наших уже шансов не было никаких, и вот тогда был отдан приказ покинуть территорию. Все ВВ разъехались по своим воинским частям.

Наша воинская часть находилась в центре Киева на Щорса, 38. Там до Майдана буквально 10 минут езды на автобусе. Из-за того, что наша часть находилась в самом центре, то все иногородние воинские части базировались у нас. Когда был отдан приказ вернуться в свои воинские части, они разъехались по своим городам, а мы перешлина усиленный режим несения службы. Там рядом с нашей частью новострой строился буквально впритык. Мы очень часто видели людей, которые со стороны стройки смотрели на нас в бинокли, троих человек ловили на территории части, они перелазили к нам через гаражи. Несение службы было усиленное, регулярно ходили патрули.

Когда на Майдане остались одни митингующие и в их глазах Майдан победил, к нам в воинскую часть начали приходить эти майдановцы. Согласно нашему расписанию, нас по воскресеньям собирали в актовом зале и показывали нам художественные фильмы. И вот в очередное воскресенье, когда мы собрались в актовом зале, туда зашли ребята с Майдана. Сначала они пели нам патриотические песни о том, как Украина образовывалась. А потом они начали рассказывать, что мы не правы, мы стояли за преступную власть, в общем начали оказывать на нас моральное давление. Стоит отдать должное нашим ребятам, я горжусь, что служил с ними вместе, после этих слов мы все встали и сказали: «Слава Беркуту и Слава ВВ!!!». После этого майдановцы ушли, причем очень недовольные. Мы, правда после этого получили от командования части наряды вне очереди.

То есть командование вас в этом не поддержало?
Большая часть командования была против этого, были, конечно, у нас командиры которые были за нас, но они были в меньшинстве.

Как Вы попали в госпиталь?
Сначала у меня пошли проблемы с коленями, потому что мы в большинстве случаев стояли укреплением по 8 человек, своеобразными «Монолитами», ноги постоянно были согнуты и от этого они были в постоянном напряжении. И временных рамок никаких не было. Мы не знали сколько это продлится. В нас неоднократно прилетали бутылки, как я и говорил ранее, хорошо, что они не умели их делать правильно. Поэтому далеко не каждый коктейль срабатывал. Из-за сильно напряжения на ноги у меня начались проблемы с коленями. Позже заработал гайморит и обморожение ног.

У нас было много ребят с обморожением ног. Мы все время стояли в одной и той же позе, и не было возможности как-то размяться. И жар и холод одновременно.

В один из дней, буквально перед разгоном митингующих на ул. Грушевского, после возвращения в воинскую часть для ротации, я был госпитализирован на операционный стол госпиталя МВД Украины. Из-за мороза получил сильный гайморит и обморожение ног.

Знали ли Ваши родные о том, что вы участвовали в этих событиях?
Мы всячески пытались скрывать то, что мы находимся в гуще событий. Мы понимали, что родителям будет не по себе от этого. Но долго скрывать это не получилось. Нас увидели по телевизору. Перед расходом всех частей, неоднократно к нам подбегали люди и на камеру нам давали какую-то обувь, медикаменты, еду. Потом перед камерой рассказывали, что все хорошо и народ с нами. Это было похоже на какое-то шоу. И вот в один из таких разов нас увидели. По воскресеньям нам выдавали мобильные телефоны, для того, чтоб мы созванивались с родителями. И вот когда я позвонил в очередной раз, мне сказали, что меня уже видели. Мама очень тяжело перенесла эту новость.

Когда Вы смогли вернуться домой в Луганск?
В то время у нас уже начинались все эти события возле «СБУ». Мне позвонил отец и сказал, что нужно меня переводить домой, потому что ничего хорошего из этих событий в Киеве не будет. Мои родители позвонили командиру нашей части в Киеве. Стоит отдать ему должное, он во время всех этих событий никогда не прятался, когда нас закидывали камнями и коктейлями он тоже всегда был с нами рядом. Командир спросил у моих родителей: «зачем вы забираете парня своего, у вас же в городе не все спокойно? Я не могу гарантировать ему безопасность», на что мои родители сказали, что сами мне ее гарантируют, и вот после этого прозвучала фраза – «даже если на вас пойдут танки?». Тогда мы не придали особого значения этим словам.

Я вернулся домой в конце апреля. Город уже тогда начинал пустеть.

Когда вы пришли на работу в прокуратуру ЛНР?
С момента ее образования. В начале 2015 года, мне мой товарищ рассказал, что у нас открывается прокуратура. А у меня же высшее юридическое образование. Решил попробовать. Пошел на собеседование, после которого меня приняли в Артемовскую прокуратуру. И вот с того времени я здесь и работаю.

Что бы вы могли пожелать ребятам, которые охраняют рубежи нашей Республики?
Главное, чтоб они были живы и здоровы. Я считаю, что мы получили войну ни за что, просто за правду. Мы обязательно выстоим, потому что мы идем правильным путем. Мы на своей земле. Поэтому все у нас будет хорошо.

Интервью подготовил Максим ЖУРАВЛЕВ.
Прокуратура Артемовского района г. Луганска
Пресс-служба Генеральной прокуратуры ЛНР